Как же ж объять необъятное и впихнуть невпихуемое?
Первый текст на ФБ, но выкладки драбблов я проболела, а к выкладке мини не дописала.
Еще один ангст, всеумерли, но так и должно быть. О том, что лучше сто раз услышать, чем один раз увидеть.
Название: За порогом
Переводчик: *Karen*
Бета: Ka-mai
Размер: мини, 1219 слов
Пейринг/Персонажи: Ватануки, Доумеки, Коханэ
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Первый эгоистичный поступок в жизни Шизуки Доумеки
Предупреждение: канонические смерти персонажей
читать дальшеВатануки считал, что к смерти можно привыкнуть. Не к чувству оглушительной пустоты в сердце, а к тому, как люди справляются с этой пустотой. К пропахшей кладбищем и горьким запахом хризантем одежде; к красным и усталым глазам – у Химавари и Коханэ от слез, у Доумеки – после ночного бдения с телом. После похорон все приходили в Магазин, а Ватануки разливал по чашкам безвкусный чай и включал обогреватель. В такие дни всегда холодно, даже если за окном июльский зной.
Первой была мать Доумеки. Тогда они впервые почувствовали себя взрослыми – по-настоящему и бесповоротно. Бледный и растерянный Доумеки, отслуживший множество похорон чужим людям, путался в номерах телефонов и последовательности церемоний. Коханэ, уложив спать сына, пришла в Магазин и свернулась клубочком на кровати Ватануки. В тот день она снова стала потерянной одиннадцатилетней девочкой.
К тому времени, как умерла Химавари, они уже похоронили всех родителей, но еще не были готовы хоронить друзей. Дети Химавари говорили, что она ушла тихо и счастливо, как и жила. Доумеки тогда зашел к Ватануки и сообщил ему будничным голосом: «Ночью умерла Куноги». Ватануки кивнул и проводил друга, после чего две недели никто не мог попасть в Магазин.
Через месяц Коханэ зашла к нему с домашним вином, а после совместно приготовленного ужина и почти веселого разговора вдруг сказала: «Тебе очень повезло, Кимихиро, ты теперь видишь только живых. Даже привидения для тебя живые – они двигаются и разговаривают. Ты не видишь, как они там лежат и не дышат, как не видел мертвыми своих родителей и Юко-сан. К тебе приходят живые, оставляя своих мертвецов за порогом». Если бы это сказал кто угодно другой, Ватануки бы тут же выгнал его из своего дома.
Он не верил в везение, но в свои семьдесят пять считал, что к смерти можно привыкнуть. Вскоре после семьдесят шестого дня рождения он понял, что еще никогда не видел смерть.
Доумеки зашел к нему в обычное время, после дневной медитации. Выпив сначала по чашке чая, а потом по чайничку подогретого саке, они почти все время молчали, выдыхая кольца дыма. К старости Домеки начал курить самокрутки, из-за чего Ватануки дразнил его «жалким подражателем», прекрасно осознавая свое лицемерие. Тогда Харука впервые пошутил, что Ватануки даже не заметит, если поменять одного Доумеки на другого. В ответ Ватануки притворно возмутился, что ужасное чувство юмора не исправит даже смерть.
Шизука Доумеки выглядел намного старше своего дедушки и чувством юмора не обладал в принципе, что сейчас несказанно радовало Ватануки. Шизука Доумеки, молчаливый, непоколебимый и прожорливый, был чем-то родным и неизменным, едва ли не единственной устойчивой опорой в странной жизни Ватануки. Он теперь спокойно признавал этот факт, но предпочитал не думать о нем слишком часто и долго.
После второго чайника саке Ватануки вспомнил о недавней сделке и решил отправить за платой Доумеки: даже несмотря на частую боль в суставах, свободы передвижения у него все равно было больше, чем у Ватануки. Ироничность ситуации жутко раздражала, и если с собственным заточением Ватануки смирился, то к больным коленям Доумеки привыкнуть не получалось.
– По пути домой зайди в аптеку под мостом, принеси оттуда синюю шкатулку с...
– Я не уйду. Я пришел остаться с тобой, – внезапно перебил Доумеки. Он смотрел на Ватануки как-то слишком прямо и пугающе.
– Ты собираешься тут ночевать? Хорошо, но позвони домой, предупреди Коханэ, а завтра все равно пойдешь в аптеку. Почему ты мотаешь головой на каждое мое слово? Ты уже полвека изображаешь каменное изваяние с выразительностью стены и подвижностью ленивца, а сейчас вдруг решил поработать вентилятором в моей гостиной? Ну уж нет, ты тут не останешься, поднимай свои кости и вали домой к семье, пусть они тебя терпят.
Но Доумеки по-прежнему отвечал тем же серьезным, необычно открытым взглядом. В нем было что-то яркое и торжественное, как у человека, собирающегося признаться в любви или сделать самый важный выбор в своей жизни. Сейчас Доумеки казался молодым, полным сил и надежд больше, чем когда-либо в жизни.
– Я не уйду. Я был с ними при жизни и отдал им все, что мог. Пришло время хоть что-то сделать для себя, – ответил Доумеки и откинулся на татами, положив голову на колени Ватануки.
Ватануки почувствовал, как его руку сжала другая рука – сухая и морщинистая, совсем не такая, как его собственная. Пальцы переплелись, а Ватануки впервые по-настоящему заметил, как постарел Доумеки. Минуту они просто смотрели друг на друга, а потом Доумеки впервые улыбнулся Ватануки честной, искренней улыбкой счастливого человека.
И в последний раз закрыл глаза.
Доумеки и Ватануки не дышали – оба. Но только один из них должен был скоро судорожно вдохнуть и выдернуть руку из крепкой хватки другого. Эта мысль показалась Ватануки настолько неправильной и невозможной, что он несколько минут – или часов – ждал пробуждения. А вдруг это был обычный кошмарный сон? Ватануки отчаянно пытался не вспоминать, что обычные кошмары ему не снились уже лет пятьдесят. Увидев еще дымящуюся сигарету, Ватануки задумался, станет ли в его снах на одного Доумеки больше. Голос Харуки в голове тихо напомнил о шутке с подменой, отчего ярость быстро расползлась по венам, обжигая и затуманивая рассудок.
Что он себе возомнил, этот эгоистичный ублюдок? Что можно быстро и легко уйти в мир снов, чтобы вечно курить и болтать, оставив свою семью горевать по эту сторону? Что дед уступит место любимому внуку, а глупый Хозяин Магазина даже не заметит подмены? Почему Ватануки вообще должен так злится из-за безответственного идиота, который плевал на всех, кроме себя? Он-то не переживал – лежит с глупой улыбкой, будто так и должно было быть, будто Ватануки должен его оплакивать, сожалея о всех ссорах и обидах.
У Ватануки затекли ноги, в ушах громко стучало сердце, и невыносимо жгло глаза. Должно быть, Мокона что-то подсыпал в курильницу. Ватануки резко вскочил – голова Доумеки упала с отвратительно глухим звуком – и заметался по комнатах в поисках чертовой черной булки и ее отравы, сбив локтем пустую и холодную курильницу в холле. Прежде чем разбиться, она падала со стола целую вечность, а Ватануки с отстраненным любопытством думал, разобьется ли так же пустой и холодный Доумеки.
Словно продираясь сквозь густую, плотную вату, Ватануки вернулся в гостиную. Бесполезный сосуд все еще лежал там, притворяясь Доумеки Шизукой. Его спокойное лицо и умиротворенная улыбка вдруг вызвали у Ватануки дикое раздражение, желание растормошить, заставить самозванца выдать себя. Доумеки никогда бы не поступил так эгоистично – шаг к телу. Доумеки никогда бы не предал свою семью – глухой удар коленями об татами. Доумеки никогда бы не оставил его наедине с этим – пальцы сжимаются на воротнике кимоно. Доумеки никогда бы не оставил... его одного? Из пояса кимоно самозванца виднелся краешек белой бумаги, Ватануки достал записку, на которой ровным почерком было выведено всего одно слово. И только тогда он все понял. Осознание накрыло тяжелой могильной плитой, и, как весеннее наводнение, холодными потоками черной воды заполнило весь мир. Ватануки слышал, как кто-то плачет, хрипло втягивая воздух. Возможно, сам Ватануки – это было уже не важно. Все вокруг утратило свое значение, стало серым и размытым, осталось лишь одно яркое пятно – маленькая записка с одним-единственным словом: «Идиот».
Через несколько часов Ватануки поднялся на ноги, поправил на Доумеки кимоно, убрал осколки курильницы в холле. Без стука и приглашения кто-то открыл дверь в Магазин, и в проблеске света появился силуэт маленькой женщины. Лучи заходящего солнца подсвечивали ее седые волосы, и на мгновение Ватануки показалось, что это не Коханэ в траурном кимоно, а ангел смерти, явившийся за тем, кто уже не принадлежит миру живых. Забрать первого мертвеца по эту сторону порога.
У Коханэ были красные глаза, но не от слез, а из-за бессонной ночи. В ее взгляде были умиротворение и спокойствие, как у человека, знавшего о самом важном выборе в чужой жизни. Коханэ едва заметно, устало улыбалась.
Еще один ангст, всеумерли, но так и должно быть. О том, что лучше сто раз услышать, чем один раз увидеть.
Название: За порогом
Переводчик: *Karen*
Бета: Ka-mai
Размер: мини, 1219 слов
Пейринг/Персонажи: Ватануки, Доумеки, Коханэ
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Первый эгоистичный поступок в жизни Шизуки Доумеки
Предупреждение: канонические смерти персонажей
читать дальшеВатануки считал, что к смерти можно привыкнуть. Не к чувству оглушительной пустоты в сердце, а к тому, как люди справляются с этой пустотой. К пропахшей кладбищем и горьким запахом хризантем одежде; к красным и усталым глазам – у Химавари и Коханэ от слез, у Доумеки – после ночного бдения с телом. После похорон все приходили в Магазин, а Ватануки разливал по чашкам безвкусный чай и включал обогреватель. В такие дни всегда холодно, даже если за окном июльский зной.
Первой была мать Доумеки. Тогда они впервые почувствовали себя взрослыми – по-настоящему и бесповоротно. Бледный и растерянный Доумеки, отслуживший множество похорон чужим людям, путался в номерах телефонов и последовательности церемоний. Коханэ, уложив спать сына, пришла в Магазин и свернулась клубочком на кровати Ватануки. В тот день она снова стала потерянной одиннадцатилетней девочкой.
К тому времени, как умерла Химавари, они уже похоронили всех родителей, но еще не были готовы хоронить друзей. Дети Химавари говорили, что она ушла тихо и счастливо, как и жила. Доумеки тогда зашел к Ватануки и сообщил ему будничным голосом: «Ночью умерла Куноги». Ватануки кивнул и проводил друга, после чего две недели никто не мог попасть в Магазин.
Через месяц Коханэ зашла к нему с домашним вином, а после совместно приготовленного ужина и почти веселого разговора вдруг сказала: «Тебе очень повезло, Кимихиро, ты теперь видишь только живых. Даже привидения для тебя живые – они двигаются и разговаривают. Ты не видишь, как они там лежат и не дышат, как не видел мертвыми своих родителей и Юко-сан. К тебе приходят живые, оставляя своих мертвецов за порогом». Если бы это сказал кто угодно другой, Ватануки бы тут же выгнал его из своего дома.
Он не верил в везение, но в свои семьдесят пять считал, что к смерти можно привыкнуть. Вскоре после семьдесят шестого дня рождения он понял, что еще никогда не видел смерть.
Доумеки зашел к нему в обычное время, после дневной медитации. Выпив сначала по чашке чая, а потом по чайничку подогретого саке, они почти все время молчали, выдыхая кольца дыма. К старости Домеки начал курить самокрутки, из-за чего Ватануки дразнил его «жалким подражателем», прекрасно осознавая свое лицемерие. Тогда Харука впервые пошутил, что Ватануки даже не заметит, если поменять одного Доумеки на другого. В ответ Ватануки притворно возмутился, что ужасное чувство юмора не исправит даже смерть.
Шизука Доумеки выглядел намного старше своего дедушки и чувством юмора не обладал в принципе, что сейчас несказанно радовало Ватануки. Шизука Доумеки, молчаливый, непоколебимый и прожорливый, был чем-то родным и неизменным, едва ли не единственной устойчивой опорой в странной жизни Ватануки. Он теперь спокойно признавал этот факт, но предпочитал не думать о нем слишком часто и долго.
После второго чайника саке Ватануки вспомнил о недавней сделке и решил отправить за платой Доумеки: даже несмотря на частую боль в суставах, свободы передвижения у него все равно было больше, чем у Ватануки. Ироничность ситуации жутко раздражала, и если с собственным заточением Ватануки смирился, то к больным коленям Доумеки привыкнуть не получалось.
– По пути домой зайди в аптеку под мостом, принеси оттуда синюю шкатулку с...
– Я не уйду. Я пришел остаться с тобой, – внезапно перебил Доумеки. Он смотрел на Ватануки как-то слишком прямо и пугающе.
– Ты собираешься тут ночевать? Хорошо, но позвони домой, предупреди Коханэ, а завтра все равно пойдешь в аптеку. Почему ты мотаешь головой на каждое мое слово? Ты уже полвека изображаешь каменное изваяние с выразительностью стены и подвижностью ленивца, а сейчас вдруг решил поработать вентилятором в моей гостиной? Ну уж нет, ты тут не останешься, поднимай свои кости и вали домой к семье, пусть они тебя терпят.
Но Доумеки по-прежнему отвечал тем же серьезным, необычно открытым взглядом. В нем было что-то яркое и торжественное, как у человека, собирающегося признаться в любви или сделать самый важный выбор в своей жизни. Сейчас Доумеки казался молодым, полным сил и надежд больше, чем когда-либо в жизни.
– Я не уйду. Я был с ними при жизни и отдал им все, что мог. Пришло время хоть что-то сделать для себя, – ответил Доумеки и откинулся на татами, положив голову на колени Ватануки.
Ватануки почувствовал, как его руку сжала другая рука – сухая и морщинистая, совсем не такая, как его собственная. Пальцы переплелись, а Ватануки впервые по-настоящему заметил, как постарел Доумеки. Минуту они просто смотрели друг на друга, а потом Доумеки впервые улыбнулся Ватануки честной, искренней улыбкой счастливого человека.
И в последний раз закрыл глаза.
Доумеки и Ватануки не дышали – оба. Но только один из них должен был скоро судорожно вдохнуть и выдернуть руку из крепкой хватки другого. Эта мысль показалась Ватануки настолько неправильной и невозможной, что он несколько минут – или часов – ждал пробуждения. А вдруг это был обычный кошмарный сон? Ватануки отчаянно пытался не вспоминать, что обычные кошмары ему не снились уже лет пятьдесят. Увидев еще дымящуюся сигарету, Ватануки задумался, станет ли в его снах на одного Доумеки больше. Голос Харуки в голове тихо напомнил о шутке с подменой, отчего ярость быстро расползлась по венам, обжигая и затуманивая рассудок.
Что он себе возомнил, этот эгоистичный ублюдок? Что можно быстро и легко уйти в мир снов, чтобы вечно курить и болтать, оставив свою семью горевать по эту сторону? Что дед уступит место любимому внуку, а глупый Хозяин Магазина даже не заметит подмены? Почему Ватануки вообще должен так злится из-за безответственного идиота, который плевал на всех, кроме себя? Он-то не переживал – лежит с глупой улыбкой, будто так и должно было быть, будто Ватануки должен его оплакивать, сожалея о всех ссорах и обидах.
У Ватануки затекли ноги, в ушах громко стучало сердце, и невыносимо жгло глаза. Должно быть, Мокона что-то подсыпал в курильницу. Ватануки резко вскочил – голова Доумеки упала с отвратительно глухим звуком – и заметался по комнатах в поисках чертовой черной булки и ее отравы, сбив локтем пустую и холодную курильницу в холле. Прежде чем разбиться, она падала со стола целую вечность, а Ватануки с отстраненным любопытством думал, разобьется ли так же пустой и холодный Доумеки.
Словно продираясь сквозь густую, плотную вату, Ватануки вернулся в гостиную. Бесполезный сосуд все еще лежал там, притворяясь Доумеки Шизукой. Его спокойное лицо и умиротворенная улыбка вдруг вызвали у Ватануки дикое раздражение, желание растормошить, заставить самозванца выдать себя. Доумеки никогда бы не поступил так эгоистично – шаг к телу. Доумеки никогда бы не предал свою семью – глухой удар коленями об татами. Доумеки никогда бы не оставил его наедине с этим – пальцы сжимаются на воротнике кимоно. Доумеки никогда бы не оставил... его одного? Из пояса кимоно самозванца виднелся краешек белой бумаги, Ватануки достал записку, на которой ровным почерком было выведено всего одно слово. И только тогда он все понял. Осознание накрыло тяжелой могильной плитой, и, как весеннее наводнение, холодными потоками черной воды заполнило весь мир. Ватануки слышал, как кто-то плачет, хрипло втягивая воздух. Возможно, сам Ватануки – это было уже не важно. Все вокруг утратило свое значение, стало серым и размытым, осталось лишь одно яркое пятно – маленькая записка с одним-единственным словом: «Идиот».
Через несколько часов Ватануки поднялся на ноги, поправил на Доумеки кимоно, убрал осколки курильницы в холле. Без стука и приглашения кто-то открыл дверь в Магазин, и в проблеске света появился силуэт маленькой женщины. Лучи заходящего солнца подсвечивали ее седые волосы, и на мгновение Ватануки показалось, что это не Коханэ в траурном кимоно, а ангел смерти, явившийся за тем, кто уже не принадлежит миру живых. Забрать первого мертвеца по эту сторону порога.
У Коханэ были красные глаза, но не от слез, а из-за бессонной ночи. В ее взгляде были умиротворение и спокойствие, как у человека, знавшего о самом важном выборе в чужой жизни. Коханэ едва заметно, устало улыбалась.
@темы: ФБ, xxxHolic, fanfiction